Камбрия - Навсегда! - Страница 40

Ведро холодной воды на голову! В мозгу — ледяной ветер: воспоминание обо всем, что позабыла или не успела. Например, хоть мало-мальски переучить своих рыцарей. И перевооружить. Ни новых седел, ни луков, ни копий. Только стремена, с которыми ее маленькая семья — иначе в Камбрии дружину и не называют — уже хорошо освоилась. Двадцать человек от родного клана, двенадцать успела нанять сама. Шестнадцать рыцарей и столько же оруженосцев. Для крохотной Глентуи — огромная сила. Хвикке, способным выставить несколько тысяч человек, на один зуб.

Ополчение гленцев — в первозданном виде. Конь не валялся. Зато вот, канализацию начали перекрывать… Тяжелое оружие: замечательно. В принципе, один камнемет можно снять. Вряд ли найдутся два сумасшедших капитана, которые поведут местные скорлупки сквозь зимнюю Атлантику. Но — камнемет — это десятки телег и около сотни людей… И дни на постройку.

Колесница — одна. «Скорпиончик» — один. Ну и что может молодая республика предложить тому же Диведу в качестве помощи? Одну недоученную вокалистку?

Оставалось — не дергаться, сидеть тихо, работать дальше. Надеяться, что король Диведа справится сам. И молиться за него, потому как все прекрасные планы претендента на корону Британии только что пошли прахом. Гулидиен собирался воевать вместе с Хвикке против Уэссекса. А придется драться с самыми худшими саксами, какие только есть, в одиночку…

Что за плюханье? Эйра тоже окатила голову, глупая! Вот она точно простудится…

— Марш в дом! И пока не высушишься, чтобы носа твоего во дворе не было! И не повторяй за мной, не спросясь! Я все-таки сида.

— Да, наставница… А ты — не забудь соответственно одеться!

Последние слова говорила уже не ученица, а старшая сестра непутевой младшей. С которой станется выйти к старейшинам кланов в той же рясе, в какой по стройке шныряет. Как сложно-то все… И в то же время — проще некуда. Даже думать не надо, само собой выходит.

Соответственно — значит, как Хранительница. Не королева — но что ново под Луной? То-то, завидев Немайн в официальном наряде, друид похихикивает, отец Адриан улыбается и римляне косятся… Итак — для начала — чулки, которые по неразумению называют обувью. Белые. Хотя могли бы быть любые. Кто их увидит-то? Нижнее платье. Короткое, всего лишь до щиколоток — чтобы рубашки торчали. Да, обычной девице из хорошей семьи и одной бы под платья хватило. Но не дочери принцепса и лицу государства… Ей положено три: две простые, белые, одна на два локтя длиннее пят, другая на один, третья — точно до пола. У этой подол вышит — белым по белому. Вот это зачем? Не видно же ничего. Разве что самой сиде. Но — положено, и точка. Рукавов нет ни у одной. Зато у нижнего платья — есть. Еще пару месяцев назад шнуровались бы — но теперь на каждом красуется полдесятка крохотных пуговиц. Нет, право, с деревом работать в Камбрии умеют! Верхнее платье сшито так, будто детей у сиды нет и быть не может. Если доведется прозаседаться, маленького покормит Нарин, но грудь опять будет болеть.

Немайн взмахнула руками, чтобы просторные рукава верхнего платья избавились от складок. Широкий пояс-кушак лег на талию. Которую, собственно, и замаскировал. Наконец, круглая «греческая» пелерина. Собственноручно вышитая. Правда, черные кресты пришлось спороть, и вышить заново — невидимые, белые.

Короткий взгляд в зеркало. Да, вся в белом. Как римлянка времен Пунических войн, как друидесса. А еще это очень напоминает облачение римского епископа для рождественской службы! Но чего-то не хватает… Немайн ойкнула, поспешно разомкнула фибулу на пелерине, подсунула черно-красно-зеленую ленточку. Родной клан забывать нельзя! Да и дочери Дэффида ап Ллиувеллина нельзя носить меньше четырех цветов. Хочет она того или нет. Теперь оставалось ждать. И думать.

Как это хорошо — открыть глаза! Хотя бы щелочкой! Какая радость — понять, что правда — это колышущийся свет за окном, дробный стук дождя в дешевое непрозрачное стекло, смолистый запах и яркие доски свежего пола. А никак не крик умирающих лошадей, злой лязг оружия, и последнее дыхание короля: «Неметона… К ней… Больше никто…»

И не безудержная скачка, не украшенные пеной лошади, выжатые хуже губок, из боевых друзей, которые подчас ближе любого человека, вдруг превратившиеся в средство расплаты: столько миль на очередную лошадиную душу. Не перепуганные лица хозяев придорожных ферм, у которых приходится требовать новых — именем мертвого короля, живой богини, и своего доброго меча. Что все ужасы — сон, кошмарный — и минувший.

Явь же — теплый и по-доброму тревожный запах, как от подгоревших лепешек. Чуточку иной, но чем-то похож.

— Проснулся, сэр рыцарь? На-ка, выпей. Не бойся, это хорошее питье. Называется кофе. Отвар жареного цикория. Не взбодрит, но укрепит сердце, придаст сил. Да и просто горячее питье с утра — это хорошо. Жаль, что это утро нельзя назвать добрым.

На мгновение показалось, что перед ним — фурия из кошмара: огонь вместо волос, огромные нечеловеческие глаза нараспашку… Наваждение прошло так же быстро, как и накатило: на светлом полу, в старинной позе, сохраняющейся, разве, у самых диких горных кланов, да и то — для торжественных случаев, сидела девочка. Глаза скромно опущены вниз, да еще и ресницами занавешены. Рыжая. Даже темно-рыжая, как молодые ветки ольхи. В вытянутых руках — через тряпицу — горшочек с ароматным питьем.

— Тут еще сливки, и мед, и немного ореховой настойки, — уговаривала та, — и всего этого большая пивная кружка! Вот как пьют кофе по-гленски!